 АРХИВ НОМЕРОВ: |
 2007 год
|
1
|
2
|
3 |
4 |
| 5 |
6 |
7 |
8 |
| 9 |
10 |
11 |
12 |
|
| ПОДПИСКА НА РАССЫЛКУ: |
|
|
|
|
 Главная | Архив | Выпуск 2/2007
|
Слово о «Слове»
Рубрика: Столпы русской словесности
У каждой нации рано или поздно появляется свой художественный гений, устами которого она впервые заявляет о себе миру. Англичане не воспринимались бы настолько английскими, если бы не имели Байрона и Шекспира, испанцы – Сервантеса, французы – Бальзака, поляки – Мицкевича, украинцы – Шевченко, грузины – Шота Руставели, а русские – Пушкина. Литература – это самоидентификация нации, осознание ею своей «самости», ее духовный иероглиф. Русская литература началась не с Пушкина. За его плечами высится еще один могучий памятник художественной письменности. Тот из иностранных читателей «Дипломата», кто хочет познать Россию до ее первичного национального дна, должен взять в руки «Слово о полку Игореве». И дело здесь не в документально-исторических реалиях, а в духовном веществе народа, когда он был еще не Россией, а домонгольской Киевской Русью. Рискуя вызвать гнев коллег по филологической профессии, осмелюсь утверждать, что между «Словом» и Пушкиным в русской культуре нет ничего, достойного современного внимания. Редкие исключения лишь подтверждают правило. Русский национальный гений однажды проснулся, создал вдохновенную ноту и снова погрузился в спячку, длившуюся 500(!) лет. Литература «петровско-екатерининской» эпохи не в счет. Все эти Херасковы, Тредиаковские и Сумароковы были не более чем обслуживающим литперсоналом императорского двора. Франкофильствующие императоры России платили громадные деньги Вольтеру, Жан-Жаку Руссо, Дени Дидро, Александру Дюма, чтобы те обучали придворную русскую интеллигенцию «парижской» грамоте.
Но вернемся к «Слову». Все, что с ним связано, отдает мистикой и тайной. Сотни ученых голов до сих пор не могут определить, кто именно написал это произведение. Спор не утихает уже второе столетие, в него втянуты литературоведы, языковеды, палеографы, фольклористы, европейские, американские и даже японские слависты – результат равен нулю. Диапазон версий огромен, вплоть до того, что его написал сам князь Игорь. Иные же считают «Слово» имитацией, гениальной подделкой, но кому и зачем это понадобилось, тоже находится за пределами здравого понимания и продолжает волновать умы просвещенных россиян. Вообще говоря, история литературного писательства знает немало примеров и случаев, в принципе не поддающихся окончательной логической дешифровке. Таково, например, авторство некоторых текстов Священного Писания, загадка Шекспира, проблема авторства «Тихого Дона», многовековой феномен литературного псевдонима и так далее. Подобные явления образуют особую зону литературы, и «Слово о полку Игореве» из их числа. Во-первых, оно всплывает на поверхность лишь в конце ХVIII века, в единственном рукописном экземпляре, который через десятилетие снова исчезает – уже навсегда – в огненном московском апокалипсисе 1812 года. Во-вторых, противоречива и детективна история его появления в домашней библиотеке графа Мусина-Пушкина, известного русского мецената, собирателя древних рукописей и в чем-то авантюриста. К сожалению, размеры журнальной статьи не дают возможности описать перипетии этой истории, которая сама по себе является почти литературным сюжетом.
В-третьих, книга написана старославянским слогом и изобилует «темными» языковыми местами, разобраться в которых не под силу не только иностранному, но и русскоязычному читателю. А с другой стороны, она не поддается адекватному переводу на иностранные, ни даже на современный русский язык. В переводческой борьбе с ней терпели поражение такие литературные знаменитости, как Тарас Шевченко, Адам Мицкевич, Райнер-Мария Рильке. Российские адаптации «Слова» более успешны, но тоже не конгениальны. Последний опыт подобного рода принадлежит неутомимому Евгению Евтушенко, о чем он сообщил в одном из своих интервью. Будем ожидать появления этого перевода в печати, но не думаем, чтобы Евтушенко удалось то, от чего благоразумно отказался сам Пушкин. Это тоже какая-то метафизика и мистика: в любом профессиональном переводе «Слово» обесцвечивается, теряет магическую силу, так что читать его следует только в оригинале или не читать вообще.
О чем повествует «Слово»? Не рискну пересказывать его своими словами. Это исторический документ, поэтическое сказание, политический манифест, эпос и лирика – все вместе. Тем не менее документальный «эффект присутствия» в повести несомненен. Речь идет о неудачном военном походе одного из русских князей на половцев. Кто такие половцы? О них тоже практически ничего не известно: некий народ, существовавший к юго-востоку от Древней Руси, рассеянный затем татаро-монголами и постепенно растворившийся на трансконтинентальных перекрестках средневековой истории; собственно говоря, подробнее всего о половцах рассказано именно в «Слове».
Игорь потерпел поражение, потому что отправился в поход без совета и согласия других русских князей. Сепаратизм – вот как это называлось бы сегодня. Древняя Россия представляла собой конгломерат удельных княжеств, которые то и дело колотили друг друга на радость окрестным племенам и народам. Вспомним фильм «Андрей Рублев» Андрея Тарковского. Там эта жестокость эпохи передана с жестокой силой. От средневековых фрагментов русской истории волосы встают дыбом: варварская междоусобица, война всех со всеми, отсутствие национального самосознания.
«Слово о полку Игореве» как раз и является первой попыткой такого самосознания. Безвестный автор впервые увидел Россию как бы из космоса и описал ее всю, от Дуная до Волги и от княжеских престолов до крестьянской избы. Его осведомленность в политических, социальных, территориально-географических координатах своего времени поражает – что и привело к версии, будто автором «Слова» мог быть только сам Игорь. Не будем ни отрицать, ни поддерживать это предположение. Во всяком случае, не подлежит сомнению, что автор вращался в политических верхах, знал их изнутри и, кроме того, обладал феноменальной памятью. Десятки имен, сотни наименований, языческие и христианские боги, соседние города и царства, сражения, воинская экипировка, любовь, природа, животный мир – настоящая поэтическая энциклопедия древнерусской Атлантиды. Именно поэтическая, потому что она написана ритмической прозой, выстроена по законам художественной, а не понятийной логики и постоянно перерастает в поэму, в лирический гимн. Даже ее «темные» места обладают какой-то излучающей силой. Ваш покорный слуга встречал людей – не филологов – попадавших в настоящую наркотическую зависимость от «Слова» и тративших на его толкование десятилетия своей жизни. А уж о филологах и говорить не приходится. Загляните в Интернет и закажите там в качестве ключевого слова название этого произведения. На вас вывалятся сотни работ! В них перетирается между пальцами и рассматривается на свет буквально каждая запятая «Слова». Перед нами, так сказать, целая филологическая цивилизация. Там уже свои школы, традиции, исследовательские поколения и даже разоблачения и скандалы.
Один из них был инициирован книгой Les bylines russes французского ориенталиста Андре Мазона и его статьями в Revue des eludes slaves, публиковавшимися в 1938 – 45 годах. Мазон не только поставил под сомнение время написания и подлинность «Слова», но и объявил его плагиатом. Со вторым утверждением автор решительно не согласен, а что касается первого – что же, если это и в самом деле так, остается выразить восхищение не то что талантливостью, а гениальностью подделки. Описать Древнюю Русь так, как это сделано в «Слове», не смог даже Пушкин в «Руслане и Людмиле».
Пушкин – первое звено в безупречно выкованной цепи русской классики ХIХ века. Но это уже предмет для следующего разговора.
Валерий Сердюченко,
доктор филологических наук, Львов, Украина.
|
|
Фотографии к статье:
|
|
|
